Петр 'Roxton' Семилетов
   01.06.03

   КИРЗАЧИ

   На улице Цокольной перекладывали трубы. Вскрыли асфальт, перегородили половину дороги, пустили машины в одном направлении. Хорошо, что лето было, и грязь из-под земли хоть и выросла горами на обочине, но была всё же сухая. А то начали бы дело осенью...
   Иван Прохоров, прораб, сел на сегменте ржавой трубы. Отдохнуть и закурить. В полуметре от него два рабочих в оранжевых жилетах поднимали наверх бетонную колдышку-подпорку. Прохоров решил вытащить ноги из кирзовых сапог, потому что им было жарко. Эти сапоги достались Ивану на халяву сегодня утром. Он шел себе по улице, вдруг видит – под кустом лежат новые почти сапоги. А рядом – ни души. Вообще мало людей в пять часов, солнце только встает. Прохоров взял эти сапоги себе, потом, уже на объекте, примерил. Оказались впору! Старые свои, шнурованные и очень стоптанные ботинки Иван спрятал в кулек, а сам надел эти кирзачи. Говорит, мол, я теперь фраер. Прошелся, довольный собой. Так и не снимал их с утра.
   А тут решил. Взялся рукой за низ голенища, потянул. Острая боль ощутилась в ноге. Прохоров вскрикнул. Рабочие обратили на него внимание.
   – Что случилось? – спросил небритый и темный Дима Махров.
   – Смотри! Что там? – второй, Пашка, указал пальцем на сапог прораба. По ободку его горловины выступила какая-то розовая пена, довольно густая на вид.
   – Да что же это? – Прохоров растерянно посмотрел по сторонам. Он пошевелил пальцами в сапогах. Нормально. Быстро схватился за второй сапог, двинул вперед. Опять больно! И прямо на глазах через край вышла пена. 
   – Что же это? – повторил он.
   Вдруг кирзачи сами собой пошли. Прохоров автоматически встал с трубы и зашагал. Он не мог контролировать свои ноги. Они шли, и темп ускорялся. 
   – Остановите меня! – закричал Иван.
   – Прораб с ума сошел! – громко сказал кто-то.
   – Да сделайте что-то! – Прохоров уже бежал, удаляясь от разрытой траншеи. Вслед понеслось:
   – Эй! Подожди!
   Ноги не остановились. 
   Прохоров забежал в какую-то подворотню, за двором начался ряд гаражей, после него – пригорок и заросли кустов, через которые шла песчаная тропа. Затем прораб выбежал на кривые улицы частного сектора, угроханного и мрачного. Тут было много деревянных строений, наверное, дореволюционные, кирпичные дома о трех этажах, с ржавыми пожарными лестницами, такая же, убийственного вида школа, пустая и зловещая – похоже, она была закрыта.
   Сапоги привели Ивана к низкому, чуть выше пояса забору с калиткой, на которой висела табличка "ЗЛАЯ СОБАКА!". Иван перепрыгнул и оказался во дворе. Справа находился домик, от которого несло хозяйственным мылом, а в глубине узкого двора стояла будка, собачью конура – эдакий куб с дыркой посередине и двускатной крышей. Из дыры на четвереньках выбежал человек, пожилой, почти седой мужчина. Язык его был высунут. 
   Мужчина подбежал к Ивану, поднял голову и сказал:
    – Мы собираемся заняться делом.
   Когда он говорил, то Прохоров лучше разглядел его язык – порезанный надвое. Глаза у странного человека выглядели темными или тусклыми, как бывают зубы у курильщика. Заскрипела дверь. Из дому вышла старуха в архаичном платье, с какой-то невероятной прической на голове. Крашеные в черный цвет волосы, собранные в хаотичную пирамиду, и со вплетенными туда грязными, грязными лентами. Она держала в руках большую плетеную корзину, покрытую сверху простыней. В одном месте полотно чуть отодвинулось, и сквозь щель просматривалась рука – вроде бы детская. Еще в одном месте, на полотне виднелась бурая точка, пятно.
   Прораб начал громко звать на помощь. 
   – Заткнись, – зашипела старуха. Сапоги сделали Ивану больно. Он утих. Смотрел на старуху и мужчину, переводил взгляд с одной на другого. Старуха поставила корзину на землю и поманила Ивана к себе пальцем. Сапоги пошли. В метре от старухи, то есть так, что не мог достать ее руками, Прохоров остановился. Вернее, кирзачи его остановили.
   Старуха отошла в сторону. Молча указала Ивану рукой на дверь. Тот пошел. Исчез в дверном проеме. Старуха вошла за ним. И человек на четвереньках тоже. Потом он поднялся на ноги и закрыл дверь. Вечером в этом доме горел необыкновенно яркий желтый свет.