Петр Семилетов КРАЙНЕ НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК или СТРОИТЕЛИ НОВОЙ ЖИЗНИ Письмо первое Дорогая Марфа! Пусть моя краткая записка не огорчает тебя. Теперь у меня есть время, чтобы спокойно объяснить всё, что не сумел или не успел вчера, в ту беспокойную ночь. Представляю, как ты и достопочтимые твои родители метались по квартире, задавая себе один и тот же вопрос – а где же Кузьма? – а потом обнаружили записку на кухне, под бутылкой кефира... Не волнуйся, я уже в Столограде. Обоснуюсь тут капитально, и ты приедешь ко мне, в райский уголок. Но это пока мечтания. Что послужило причиной столь поспешного моего, если можно так выразиться, бегства? Забота о твоем отце. Мы с тобой знаем, что этот добрейший человек весьма нервен. Так вот, вчера я разбил любимую его пепельницу. Зная, как будет Денис Константинович кричать, топать ногами и может быть даже звонить однополчанам, чтобы хрипло жаловаться в трубку на недостойную старость, я с большой степенью вероятности предположил, что отца твоего может постичь апоплексический удар. И решил не рисковать! Поэтому я собрал в чемодан самые необходимые вещи (передай Денису Константиновичу, что бритву его я вышлю бандеролью, как только обзаведусь тут новой. Спроси его, не нужно ли ему чего прислать в качестве сувенира – шишечку там, щепоть земли?). Итак, Столоград. Это, милая моя, город, в котором сбываются самые дерзновенные мечты! Лучший пример тому – как сложилась судьба моего старого приятеля, Дормидонта Ивановича Жукова, которого в институте мы звали просто Жуком за умение, что называется, крутиться. Иные добавляли – навозный жук, но это была черная зависть к его способностям. А теперь Жуков основал тут газету и предлагает мне работу фотографом. Сообщи, пожалуйста, уважаемому своему отцу, чтобы за камеру его он не переживал – верну в целости, как и была. Кстати, целую тебя в носик. Жуков после окончания учебного заведения смекнул, что к чему, и подался в золотари, таким образом буквально оправдывая прозвище, данное ему подлыми завистниками. Всего за три года работы в Столограде мой приятель выловил столько ценных предметов, что построил себе трехэтажный дом, приобрел несколько мест на кладбище, автомобиль и наконец женился на первой красавице города, Хорсиде Несмеянове. Вот как ему повезло! Ничего, повезет и нам. Когда я ехал сюда на поезде, то весь проникся особенным чувством, что вот она, новая жизнь как начинается. Я смотрел в окно и видел, как проносятся мимо деревенские полустанки – Драчиловка, Шептовка, Малые Хмыри... И везде вдоль дороги стояли крестьяне со свечами, широко улыбаясь пассажирам, которые не спали и глядели в окна. Должно быть, крестьянам очень интересно было на нас смотреть! И уж не знаю, как тебе передать то ощущение, когда на рассвете уже подъезжал я к этому колоссу среди городов, Столограду. Сначала пошли огороды. Пугала приличного вида (у нас так люди с высоким достатком одеваются), кристальной чистоты болотца, белые как альпийские снега козы на привольных зеленых пастбищах. А мирные жители пригорода? Они же все спортсмены – у каждого есть велосипед, и буквально всё свободное время уделяется тренировкам. Мне рассказывали, что к аборигенам населенного пункта Ключи обратились с предложением: – Давайте мы к вам автобусный маршрут направим. Будет делать крюк от села Красные Пески. Но крестьяне ответили: – Нет, нам нужно тренироваться! И тренируются. А чтобы тренировки стали менее однообразными, придумывают себе практические цели – например, отправляются "в район" за пачкой бинта, касторовым маслом, или чтобы сделать звонок из телефонной будки и сказать: "У меня пожар". Вокзал встретил меня военным парадом. Это не вокзал – это врата рая! Это проходная мира! Представь себе здание, способное уместить в себе тысячу слонов. Повсюду раздается не лишенный приятности голос женщины, которая говорит, какой поезд куда прибывает и какой откуда – отбывает. И еще висят огромные часы, чтобы каждый точно знал, сколько времени, и не опаздывал. А для тех, кто плохо видит, часы каждые тридцать минут делают так – бом! бом! бом! У выхода одна старушка, похожая на гусара из-за своих усов, предложила мне очень дешево снять у нее комнату. Я согласился. Насчет денег – не бери дурного в голову – у твоего отца еще довольно. Старушка (а зовут ее Афанесса Туродовна) помогла мне погрузить в багажник такси чемоданы с тем нехитрым скарбом, который ты, несомненно, не нашла в наших просторных шкафах, и мы поехали туда, где мне предстоит жить в ближайшие месяцы, тяжким трудом зарабатывая право жить счастливо – вместе с тобой, несравненная моя Марфушка! Осознаю, что благодаря напряженному графику я буду разве что ночевать в снимаемой квартире. И еще я решил работать по выходным. Один выходной – отдыхаю дома, смотрю телевизор или культурно развлекаюсь, посещая фейерверки (здесь их часто устраивают). А в другой выходной, я, так сказать, колымлю! Или колымю? Какая разница! Главное, что понимаешь, когда смотришь вокруг – трудовая деньга просто так не дается, нет! Надо работать. Завтра, когда пройдут тяжелые последствия моего завтрака в привокзальном буфете, я отправлюсь к Жукову и предстану перед ним не рисуясь, а как есть. Скажу ему – пусть стаж мой невелик, но у меня есть силы, есть, наконец, желание – вкладывать что-то в общее дело, в частности в газету. На этом, Марфинька, сегодня всё – твой Кузька идет баиньки. Милая старушка Туродовна приготовила мне чаёк из целебной крепыж-травы, и уповаю на высшие силы, что всё образуется как надо. Засим прикладываю губы к вот этому месту бумаги, воображая, что это ты... твой Кузьма. Письмо второе, Марфушка, отвечаю сразу по получению твоего письма! Сразу хочу заметить, что деньги, о которых ты упоминаешь, в письме обнаружены мною не были. Я подозреваю, что отчаявшийся почтальон, чья героическая грудь разрывалась от угрызений совести, распарил конверт над носиком кипящего чайника и вложенные тобою купюры извлек – надо полагать, для того, чтобы купить лекарств для его умирающей супруги, матери пяти ангелоподобных детей, пухлых от недоедания. Я не осуждаю его за это. Бог всё видит и воздаст! Главное, моя дорогая хавроньюшка, что твоё послание уцелело и добралось ко мне пусть и без вспоможения, за которое я смог бы поправить своё пошатнувшееся после злополучного принятия пищи на вокзале здоровья. Ты просишь меня писать как можно подробнее, что я тут делаю. Обещаю всё рассказывать, как есть. Знаю, что вы там, в Клюеве, читаете эти строки вечером, собравшись все вместе за столом. Может быть даже присутствуют и соседи – передавай им от меня привет. Живу я по-прежнему в комнатке, снимаемой у Афанессы Туродовны. Кроме меня в квартире живет еще четверо, из которых я видал пока только двоих. Это милые, добрые люди. Один – точильщик ножей по фамилии Свиридов. Ранним утром этот человек вешает себе на шею коробку с точильным кругом, и идет по кварталам, зазывая в тишине просыпающегося города: "Точууууу ножиииии! Комуууу тоооооочииииить!". Другой постоялец – настоящий йог. Ходит по квартире в чалме и набедренной повязке, пьет только чай, а спит на доске, утыканной гвоздями. Я сначала подумал, что он всех обманывает и, пока Бузяев (так его фамилия) был в туалете, я пробрался в его комнату и потрогал гвозди пальцем. Гвозди настоящие! Как же у него получается? На этом примере я понял, что Столоград – город, в котором каждый может найти себя, своё место под солнцем. Если бы не моя внезапная хворь, я был бы уже в штате газеты, у Жукова. Кстати я звонил к нему по телефону – он сказал, что будет очень рад меня видеть и переговорить о вакансии для меня. Я очень красочно описал ему, что со мной приключилось – так, на всякий случай. Может быть, посочувствует, ставку даст побольше. Надо использовать все возможности, какие посылает нам судьба. Я обещал Жукову прийти, как только выздоровлю. Находясь фактически в четырех стенах, я не могу отказать себе в невинных забавах. Во-первых, осваиваю здешнюю телефонную сеть, испытываю, так сказать, меру доброжелательности здешних жителей. Звоню по случайному номеру и не своим голосом спрашиваю: – Ивана Ивановича позовите, пожалуйста. Потом снова несколько раз звоню, уже другим голосом то же повторяю. А напоследок говорю: – Алло, я Иван Иванович. Мне никто не звонил? Вот так я и коротаю эти темные осенние вечера. А еще я смотрю телевизор. Здешние каналы совсем не такие, как у нас. Тут каждый может найти себе зрелище по вкусу. Хочешь смотреть, как танцуют и поют дети? Включай первый канал. Хочешь узнать, как лечат геморрой современными методами? Включай второй. А новости по любому каналу можно смотреть, одни и те же на всех – таким образом экономятся нервы, что глядя новости по одному каналу, в то же время пропускаешь их по другому. Нет, в Столограде выпуски новостей по всем каналам совершенно одинаковы. Здесь вообще всё пышет заботой о человеке, о маленьком (с позиции государства) гражданине. Зебры на улицах, опять же, подкрашены – это я вижу из окна. Повсюду ходят жандармы в форме приятных цветов. Я подсчитал, что на каждого пешехода приходится одна четверть жандарма, или по одному целому жандарма на четверых переходов. Понятное дело, что при такой заботе о правопорядке в Столограде не должно, да и не может быть каких-либо серьезных преступлений. Ну, разве что детишки мороженное украдут или неприличное слово на заборе напишут. Всего-то делов! Не то, что у нас – не могу вспомнить без содрогания, как выходя из дома 12 января сего года, получил по голове кирпичом, брошенным пятилетним хулиганом с крыши дома, и как после этого я вообразил, что в игре пятнашки скрыта разгадка кода ДНК. Впрочем, сейчас я склонен полагать, что это было своего рода озарение. Как знать, может быть, я гениален? Ведь Ньютон – вспомни Ньютона, Марфушка. Как изобретен был им закон всемирного тяготения? Яблоко сорвалось с ветки и ударило философа по голове. Значит, если на меня упал гораздо более увесистый предмет, в частности кирпич, то и озарение должно было быть большей силы. Твой папа саркастически называл меня "контуженным", так вот пусть ему будет теперь стыдно! Так ему и передай. Тебя удивляет смелый тон моего письма? Столоград меняет меня. Город сделал меня сильнее. Я уже чувствую его животворные примеси в своей крови, а его дыхание в моих легких. Денис Константинович слишком преуменьшал моё значение, постоянно иронизируя и отпуская свои армейские шуточки по поводу и без повода. В то время как я лично со своей стороны ничего плохого ему не сделал. Не считая того случая в парке аттракционов, но это, как говорится – свои люди, сочтемся. Я не понимаю, Марфочка – я к нему со всей душой, а он держит меня на расстоянии, будто я и не родной муж его дочери вовсе, а так, пришей-пристебай, из тарелки похлебай. Что я не работал – у меня был нервический кризис, я объяснял, и даже к доктору ходил. А доктор прописал мне полный покой. Я тогда трактовал слова доктора иначе – думал, что он пророчил мне смерть. Ведь полный покой – это только смерть. Я скрыл это от вас, моей семьи. Я щадил ваши нервы. Я не хотел вашего сочувствия. Несколько недель я ждал его – полного покоя. Он он не пришел. Я отправился к доктору за уточнением диагноза. Доктор буквально вернул меня к жизни своей не лишенной юмора фразой: "Да на вас пахать можно!". Но я решил еще немного обождать и окончательно придти в себя, поэтому старался пребывать на покое как можно дольше, чтобы потом, обновленным, взяться за работу с энтузиазмом, достойным древних греков! И в это время твой отец продолжал изводить меня словесными упражнениями в мой адрес. Извини, что сейчас это всё говорю, но – накипело! На-ки-пе-ло, понимаешь? Лежу я, допустим, на диване. Смотрю развивающую интеллект телевикторину. Тут подходит твой отец и спрашивает: "А ты вынес мусор?". На экране игрок пытается дать ответ на важнейший вопрос о древнем Египте, а Денис Константинович спрашивает меня о мусоре! Нет, говорю я ему, мусор сегодня выносить бесполезно, вот завтра под вечер будет в самый раз, потому что вынесется мусор сразу за два дня. Экономия мускульных сил. Вторым аргументом я сообщил, что ощущаю какую-то необычную слабость в ногах. И тут Денис Константинович стал меня распекать! Он раскраснелся, он кричал, он потрясал в воздухе кулаками! Я понимаю, он эмоциональный человек с сорванной психикой, но зачем вымещать всё это на мне? Я, кажется, голос на него никогда не повышал (кроме того случая в парке аттракционов). Буду закругляться. Вышли мне, пожалуйста, посылкой на обратный адрес те вязянные рукавицы и носки. Кто знает, когда они дойдут, а я хочу встретить зиму во всеоружии. Передавай от меня привет Саше, Прохорову и Зиновьеву – у меня нет денег на конверты, чтобы им написать или позвонить. Надеюсь в следующем письме поделиться с тобой радостью успешного трудоустройства, а пока – целую, вечно твой Кузьма. Письмо третье, Здравствуй Марфа, письмо твоё получил на сей раз с денежным вложением, чему несказанно рад – сразу купил себе спичек, чаю и бутылку минеральной воды, а еще запасся конвертами – теперь могу отвечать любимой Марфиньке хоть каждый день! Пусть даже революция за окном гремит – у меня есть конверты, мне всё нипочем. Новостей у меня много, и все интересные, так что читай и радуйся за мужа. Хворь моя прошла – как рукой сняло. Я даже выбрался на вечерний променад по близлежащему бульвару. Красиво, скажу я тебе. Ходят радостные люди, детишки несут в руках за ниточки воздушные шарики. Часты здесь салюты в виде фейерверков. Они происходят примерно каждые пять минут. Завидев салют, прогуливающиеся останавливаются, бурно выражают радость и одобрение, а затем возобновляют прогулку. Я видел дяденьку в шляпе, который выгуливал на поводке черную кошечку. Кошечка накакала, дяденька достал из кармана кулечек, а из другого бумажку, аккуратненько так подобрал всё с земли, и с улыбкой умиления положил обратно в карман – надо полагать, чтобы выбросить в ближайшую урну. Вот какие здесь культурные люди! Меня это буквально поразило! Я уже второй день хожу под впечатлением. Хочется и мне тоже завести кошечку, чтобы убирать за ней какашечки. Приобщиться, так сказать, к образу жизни столичного интеллигентного человека. Другая новость у меня таинственного характера. Вчера в полночь ко мне пришел йог, Бузяев, и сказал мне: "Закопай меня". Оказывается, он решил поставить над собой эксперимент – пробыть в земле тридцать дней без воздуха, пищи и воды. Мне показалось это чрезвычайно интересным, ведь до сих пор я только читал про такое в газетах. Я согласился. Мы вышли на пустырь за домом и поочередно начали копать яму вроде тех, в которых хоронят. Потом Бузяев удовлетворенно заглянул вниз и сказал: "Довольно". Я тоже глянул вниз – получилось довольно глубоко. Бузяев завернулся с моей помощью в заранее приготовленную клеенку (вероятно, скатерть), затем я бережно столкнул его в яму и за каких-то пятнадцать минут забросал землей, да еще утрамбовал сверху, так, что почти не отличишь, закопано тут что или нет. Мне пришло в голову, что Бузяев не сказал мне, как объяснить старушке Туродовне его загадочное исчезновение. Может быть, он должен ей плату за постой? Я решил придумать ей историю – дескать, йог срочно отбыл командировкой в Саратов, вернется примерно через три недели, просил вещи его не трогать. А там уж пускай сам выпутывается, как знает – моя хата с краю. В крайнем случае, если Туродовне нужны будут деньги, я заплачу из своих. Надо же выручать людей. Ты же знаешь, Марфушка, какой я отзывчивый, ничего с этим поделать не могу. Иногда, бывает, у самого нет – а другого выручишь! Я и тогда Денису Константиновичу хотел помочь, а так вышло, что палец ему отрубил, ну да он сам виноват, что молотка в доме нет, только топор. Я же не со зла, я же потом в кулечек, и в холодильник положил. Пришили, но не туда палец теперь, видите-ли, смотрит! В сторону! Это вместо того, чтобы благодарить хирурга, который это сделал, твой отец злословит. Нехорошо это. Надо ему меняться, менять свои жизненные ценности и, можно сказать, ориентиры. Время-то не то! Но давай вернемся к моим успехам. Был у Жукова. Дома. Живет он, скажу тебе, в большом новом доме, занимает квартиру на седьмом этаже – ну хоромы! хоромы! Звонок у него дверной интересный, марш Мендельсона играет. Открыла мне Хорсида (так и хочется написать – блистая ослепительной красотой) и сказала: – Вы, наверное, Кузьма? Муж мне много о вас рассказывал... Из недр квартиры донеслось: – Кузьма! Это ты? – Я! – крикнул я. Так произошла наша встреча. Полчаса спустя я уже сидел в уютной гостиной и пил с Жуковым коньяк "Хенесси". Сперва мы говорили о пустяках, а потом беседа перешла не деловую тематику. Оказывается, Жуков издает сразу две вещи – журнал и газету, в обоих числится главредом. Журнал – литературный, называется "Катарсис". Газета же именуется остро, как и ее содержание – "Хорек". По наводящим вопросам Жукова я догадался, что он проводит со мной своеобразное собеседование, поэтому я старался отвечать ясно и четко. – Если я тебе поручу, допустим, сделать снимки с семинара писателей-фантастов? Как сфоткаешь? – Мэтры сидят за столом, шеренгой. Аллюзия на военную тему не случайна, ведь наши писатели – это своего рода солдаты, завоевывающие читательские умы и сердца! – Хорошо сказано! – Недаром на страницах наших писателей-фантастов воспевается человек с оружием в руках. Ибо только сильный имеет в себе силы встать на вооруженную борьбу и силой доказать свою правоту! – Кузьма, а ты не хочешь писать статьи? – Что же, и это я могу. – Подумаем... Подумаем... Ну а интервью? Как бы ты его отщелкал? – В неформальной обстановке, конечно. Герой интервью расслаблен, сидит в кресле, попивает чаёк. – Свадьба звезд эстрады? – Оба виновника, с открытыми ртами – они смеются! – Статья о пенсионной реформе? – Удрученный старик с авоськой, толпа грустных бабушек! – Тяжелый материал о наркоманах? – Коротко стриженная девушка сидя, подперев голову рукой. Шприц. Пожилая мать в скорби – под глазами у нее темные круги. В конце статьи – фотография священника, символизирующая спасение. – Отлично, ты подходишь! Записываю тебя сразу в штат обоих изданий. Ты справишься? – Я затем сюда и приехал, чтобы справляться, – гордо ответил я. – Когда сможешь начать? – Да хоть завтра! Вот так, Марфа, я устроился здесь на работу. О дальнейших моих приключениях я расскажу тебе в следующем письме, а пока же пойду перед сном в парк, брошу по дороге письмо в почтовый ящик, а сам покатаюсь на лошадке. Карусель такая в парке есть. Целую куда нужно, навеки твой Кузьма. Письмо четвертое, Вкладываю газету, где напечатана моя статья вместе с фотографиями. Покажи Денису Константиновичу, чтобы он понял, что я тоже трудовой человек. Маме твоей спасибо за календарик, очень на нем забавная собачка. Если это был скрытый намек, то, конечно же, спасибо не передавай – это я на всякий случай замечание такое делаю. Ну, что тебе сказать? Работа мне нравится. Езжу по городу, общаюсь с разными людьми, беру интервью, делаю репортажи. Вчера, например, был на макаронной фабрике. Меня водили по цехам, давали пробовать изделия, показывали, как упаковывают вермишель в пакеты – занимательный процесс, я тебе скажу! Но не в этом дело. Статью читай, она на третьей странице, всю полосу занимает. Случилась беда – на этой макаронной фабрике, в мусорном ведре, произошло возгорание тряпки. Потушили быстро, но ведь нет дыма без огня! Фигурально выражаясь. Появились версии. Уборщица говорит, что это самовозгорание. Директор фабрики уверен, что речь может идти только об умышленном поджоге, в котором виноваты конкуренты – он даже может назвать кто – это другая макаронная фабрика, расположенная по соседству напротив. А вообще в городе четыре макаронных завода и все стоят рядом, эдаким квартетом. Рабочие завода поговаривают совсем загадочное. Темная история, скажу я тебе. Был такой Иванов, который изобретал новые сорта макаронов и лапши. И вот однажды он свалился в большой чан с тестом, откуда не смог выбраться, и машина, грубо говоря, превратила его в вермишель! Иванов же стал появляться на фабрике в виде призрака. Говорят, что ровно в полночь его, с белым лицом, можно увидеть возле того самого чана, куда он свалился. Каким образом призрак Иванова может быть связан с попыткой произвести пожар, то есть навредить? А, очень просто! На фабрике не были соблюдены должные меры по обеспечению безопасности персонала, поэтому призрак хочет отомстить, стереть завод с лица земли, чтобы рабочие не работали в таких опасных для жизни условиях! История приобрела вовсе неожиданный поворот, когда меня отозвала в сторонку молодая женщина, как выяснилось – невеста Иванова. Так она представилась. Она рассказала, что на Иванова раз в год находит "затмение", во время которого он прячется на заводе, намазав себе лицо мукой, и пугает задержавшихся на работе. Только она просила держать это в секрете. Поэтому, хотя тебе я рассказываю, но в статья об этом умолчав, сделав агрессивный выпад в сторону конкурирующего макаронного завода номер четыре! Дескать, смеем предположить, его директор может поделиться некоторыми предположениями насчет пожара на заводе номер три! Вот так остро, с подковыркой завернул, и пускай думают и те, и другие. Наконец, я не могу утверждать, что тряпку поджег именно Иванов – ведь тот факт, что он перемещается по территории завода с лицом, обмазанным мукой, не указывает на то, что он является поджигателем. Как знать – может быть я проведу специальное журналистское расследование? Я напишу серию статей по этой теме, каждый раз погружая читателей в запутанное дело макаронной фабрики. Какие ещё мрачные тайны скрывают ее сырые, пахнущие пшеничной мукой цеха? Я могу на этом построить свою карьеру, как журналист. И тогда, будь уверена – имя Кузьмы Гноева будет грохотать на всю страну! Уехал в Столоград никому не известным обывателем, а вдруг – такое... А всё потому, что возможности открылись. Сидел я в нашем Клюеве, как боровик, ан боровик-то не боровик, а Илья Муромец! Помнишь ведь былину – сидел Илюша на печи не то тридцать, не то пятьдесят лет, а пришли к нему старцы седовласые, говорят – ковшик воды нам подай. А он им – не могу, немощен я, ноги не слушаются. Встань и иди! – обратился к нему старец. И, что ты думаешь – и встал, и пошел, и подал ковшик-то! Кроме религиозных мотивов я усматриваю здесь такое – Илье Муромцу была дадена возможность! И он ею воспользовался. Так и я. Кстати говоря, здесь, в Столограде, из-за обилия храмов во мне начало пробуждаться религиозное чувство, вера, знаешь ли. Но об этом позднее, когда я все решу. А пока расскажу тебе еще об одном случае, как я делал репортаж. Послали меня на симпозиум фантастов – это когда они вместе собираются в одном месте и обсуждают проблемы жанра. Приглашаются также гости и издатели. Я заметил – гости – худые, издатели – на них костюмы лопаются, а лица у них нездоровые, будто жиром вымазаны. Я подумал – ох и тяжко им приходится! Это мы думаем, что издателям хорошо, а они, на самом деле, не щадят живота своего для блага человеческого. Видано ли дело – снабжать читателей продукцией. Кроме того, на издателя ещё возложена сложная моральная миссия формирования у читателя духовности. Что и говорить – понаехало фантастов из разных городов, даже наш Смоковницкий из Клюева приехал, да еще с ручной крысой, для эпатажа. Говорят, он крысу эту пускает бегать по клавиатуре, таким образом получаются буквы, выдаваемые Смоковницким за свою прозу. Были также именитые гости. Пахом Кволый, он даже зачитывал отрывки из нового своего романа. Юмористического! Все очень смеялись, а потом вручили Кволому премию за самый смешной фантастический роман в этом году. Был таже и Губошлепов, вместе с издателем Храпуном (запомни это имя), представляли новую книгу, называется "Звездный удар". Вот это книга! Так и хочется подержать ее в руках. Глянцевая яркая обложка, на ней изображен мужественный космонавт с каменным профилем челюстей, а на заднем плане стоит... девушка-инопланетянка! Острый динамический сюжет, захватывающие описания технологий будущего и, конечно же, сражения в киберпространстве. Всё это читайте в новом фантастическом боевике Губошлепова "Звездный удар". Автор уже пишет продолжение, но на просьбы хотя бы намекнуть, о чем оно будет, загадочно посмеивается и отвечает: "Узнаете в свое время". Что ж, подождём! А потом наступило время, когда шеренгой сидящие за столами писатели-фантасты начали отвечать на вопросы гостей семинара, здешних любителей фантастического жанра. А Губошлепов, душа-человек – если ему какой вопрос нравился, то он вставал, простирал руки вперед и с фразой "ну спасибо, брат" шел и целовал спрашивающего. Все писатели уехали с симпозиума веселые и с призами и премиями. Только Смоковницкого увезли в больницу, потому что он на спор выпил из горла бутылку водки, и уже пустую стал себе в горло проталкивать, сказав перед этим, что она с противоположной стороны вылезет. И встала эта бутылка у него в горле, ни туда, ни сюда. Стоит он как жираф и только руками показывает – мол, худо мне. Губошлепов начал шею ему сжимать, чтобы мускульной силой бутылку раздавить и обеспечить прохождение ее в раздробленном виде в желудок, но гость симпозиума, американец Джон Смит, остановил своего коллегу, сказав: – Вы не надо! Это причиняет боль! – Да я помочь ему хочу, – пояснил Губошлепов. – Это... – Смит щелкнул пальцами, призывая память, – Осколки будут ранить внутри. – На прошлом конвенте, – весело возразил ему Губошлепов, – Смоковницкий демонстративно ел стаканы, из которых пил. Вот она, сила отечественной фантастики! Грянула музыка, все стали плясать, и даже Смоковницкий пытался плясать, но потом его всё равно забрали в больницу, где он – вот так проявление гениальности – умудрился написать страшный рассказ "Как я провел день в морге". Запомнились мне мудрые слова, произнесенные Губошлеповым во время его выступления. Едва держась на ногах (сказывалось, вероятно, утомительная переездка из Невска в Столоград), несколько даже поддерживаемый Павлоквасовым (тоже мастер своего жанра, надо сказать!) он произнес: – Друзья! И сел, ничего больше не сказав. А мы, присутствующие, как-то ясно сразу всё поняли, что мэтр одной лишь фразой выразил общее наше настроение, что все мы, собравшиеся здесь, по сути, друзья, и объединяет нас не только пламенная любовь к этому передовому жанру литературы, но и нечто невообразимо большее. Артамоновым привет, вечно твой кавалер без плаща Кузьма. Письмо пятое, Здравствуй, Марфушка! Пишу на нервах – представляешь, что со мной только вот приключилось? Сижу я после рабочего дня дома, тут настойчивый звонок в дверь. Открываю – заходит веселый человек лет пятидесяти, держит в руке надкушенную луковицу и жует. Я сразу мысленно обозвало его Чипполином. А оказалось, это сотрудник правоохранительных органов. Следователь, не то Птушко, не то Птушков, я не расслышал. – Так это вы, – говорит, – по телефону хулиганите? – Почему сразу я? – Звонки зафиксированы из этой квартиры. И тут я, признаться, слукавил. На йога свернул: – Здесь еще один жилет квартиру снимает, зовут его Бузяев. – А где он? – В командировке. – Значит, напроказничал и уехал? – Не могу сказать ничего определенного. Кроме того, есть еще точильщик ножей и два жильца, которых я не видел, да немощная старушка, сдающая комнаты в этой квартире. – Так может, старушка резвится? – Я не слежу, кто что делает! Я уважаемый журналист! – А где вы печатаетесь? Я сначала испугался, не хотел отвечать. А ну как Птушко ко мне на работу пойдет – это же позор! Но потом я набрался духу и выложил как есть: – В "Катарсисе" и "Хорьке". – Так это вы написали тот знаменитый материал о пожаре?! – на лице следователя возникла добродушная улыбка. – Именно... – осторожно подтвердил я. – У нас весь отдел вам зачитывается! Какая встреча! Вот не чаял, не чаял! – А у вас фуражка есть? – Нет, я же следователь, я на работу ее обычно не ношу. А что? – А то бы я подержался за нее на счастье! Знаете, примета есть такая – если подержаться за фуражку сотрудника органов, то счастье будет. – Ну так приходите к нам в гости – у нас многие будут вам рады. Но – учтите! Придется давать автографы! – Это я всегда, всегда готов. Так что, может мне и в самом деле придти? Сделать репортаж из будничной жизни тех, кто следит за, в некотором роде, здоровьем общества? – В этом я, увы, не уполномочен. Вы вот что – позвоните моему шефу, и спросите, когда лучше зайти. – Я сейчас запишу телефон. Номерок-то я записал, но вот, Марфа, не пойду я в участок ни за что! С детства жандармами напуган, невзирая на благообразный цвет ихней формы. На памяти у меня рассказы об жандарме, который жил у нас в городе, неподалеку от нашего дома, в полуподвальной квартире в доме на Кочегарном переулке. Говорили, что он ловит и ест беспризорных детей. Потом он куда-то пропал – не знаю, может и правда всё это. Нет, не пойду я к жандармам. Любоваться ими издалека – всегда готов. А близкое соприкосновение с ними у обывателя не из числа их друзей обычно обычно возникает в ситуациях, по степени приятности близкой к общению с сотрудниками бюро ритуальных услуг, так что – увольте. Но за фуражку я бы подержался! Письмо шестое, Дорогая моя Марфа, посылаю тебе пламенный привет из Столовска! Очень устал, потому что вчера ездил в сельскую местность фотографировать случку племенных быков, был шокирован увиденным и теперь у меня нервный стресс! Пытался успокоиться, сделав нескольку случайных телефонных звонков, разыгрывая людей в моей обычной манере, но почему-то не помогло. Отвечу на твои вопросы. Во-первых, кадку с капустой я получил и буквально в ней живу – в смысле, ем постоянно. Я ничего не дал проводнику, который передал капусту – надеюсь, ты с ним рассчиталась? Ты спрашиваешь, стираю ли я свои носки и прочее белье. На этот вопрос отвечаю утвердительно, но не так, как ты думаешь. У нас в газете есть рубрика народных советов, называется "Как в старину". Там написан древний рецепт, деревенской, экологически чистой стирки. Идешь на берег реки, и стираешь вещи с куриным пометом. Я попробовал и результат превзошел все мои ожидания! (примечание – вместо куриного использую голубиный – один черт) Отцу скажи, что и деньги, и бритву, и фотоаппарат я верну ему в сохранности при личной встрече! Попьем с ним пивка, погутарим о том, о сем. Пускай предвкушает... Эх, будет времечко! Когда ты сможешь приехать? Да хоть сейчас приезжай, но учти, что сначала мне придется подыскать другую квартиру, а на другую квартиру у меня пока денюшек нету, поэтому придется тебе, хавроньюшка моя, еще немного потерпеть, и тогда ты сможешь воссоединиться со своим Кузькой! Ты скажешь мне нежно на ушко: "хрю!", и я тебе тоже отвечу "хрю!". А теперь извини, в следующем письме обещаю быть более многословным, но надо пить чай – когда я говорю "пить чай", это значит – работать над новым и очень срочным материалом. Целую, вечно твой Кузьма Гноев. Письмо седьмое, Здравствуй, Марфа! Что сегодня произошло со мной – не поверишь! Прихожу я это, к Жукову в кабинет, в редакции. Жуков мне и говорит: – А не желаешь ли проехаться со мной к одному человеку? – Какому? – спрашиваю, но таким голосом, будто бы я не против, а просто так для информации интересуюсь. А он мне просто так отвечает: – К Пахоте, градоначальнику. Понятное дело, что ехал я воодушевленный. Жуков на своей машине подрулил к простой бревенчатой избе, стоящей, будто карлик какой, прямо на оживленном проспекте, зажатый между двумя современными многоэтажками. Ни забора, ни сада, одна изба – как перст торчит, а перед ней сидит барышня пухлая да улыбчивая. И семечками торгует. Жуков мне кивает: – Жена... Самого... – Неужто? – Да, она. Афродита Яковлевна. Они люди простые, эти Пахоты. Признаться, я слыхал о простоте нашего градоначальника. Знал я, что любит он среди народа потолктись, на карусели покружиться, попить с рыбаками пивка на Заквасном острове. Видел я его издалека с ружьишком – он стоял на мосту, и постреливал в воздушные шарики, которые запускали его любимые внуки, числом от трех до пяти – я тогда был после писательского конвента, поэтому точно сказать не могу. Величавую фигуру Пахоты можно в любой погожий день увидеть на улицах города. Он ходит с мелком в руке и рисует на асфальте фигуры – вот тут киоск с газетами поставим, а тут – новый дом, или даже ипподром! Дерево увидит сухое – крест на нем поставит, а ежели заметит, что какой могучий дуб точит злобный жук жужель – то прямо на коре напишет указ: "Врачевать и исцелить!". А уж как о горожанах печется! Вот, допустим, купит кто пирожок на улице горячий. Пахота тут как тут – дайте, говорит, подуть, чтобы не обожглись! Или – спрячется на базаре в мусорную урну, и оттуда следит инкогнито, чтобы торговки не обвешивали. Так глаза из урны и зыркают! Говорят, что однажды Пахота лично противостоял бешеному борову, который невесть откуда появился в центре города. Будучи родом из села, Пахота применил особую деревенскую магию, словом и взглядом усмирив животное. О магнетической силе взгляда Пахоты ходят легенды. Когда он устремляет свой гипнотический, проникающей до самой печени взор на человека, то сразу видит его горести и нужды – видит, да на ус мотает. Не успели мы выйти из припаркованной машины, как дверь избушки отворилась и на пороге явился невысокий, плотный, по-армейски подтянутый хозяин дома, хотя известно, что во время войны он был еще мал и работал в родном колхозе – дояром. Пахота уверенной походкой снежного барса зашагал к нам. Вдруг откуда-то возникла девушка в темной юбке и пиджаке, ссутулившаяся, смотрящая в пол. Тусклым голосом она обратилась к Пахоте: – Тут за углом человеку голову разбили. Можете дать бутылку воды? – Шагай отсюда! – заорал градоначальник, напрягая шею. Девушка пошла прочь по прямой линии. Пахота догнал ее и дал пинка, а потом вернулся к нам: – Наркоманы! – пояснил он, – Кругом одни наркоманы. Ничего, скоро построим еще пять церквей, поубавится. Господь всех примет и утешит! Верно я говорю? – Верно, Михаил Кузьмич. С вашей да с божьей помощью процветем. Пробьемся. – Так и будет. Так и будет. Ну, пройдем в мой терем. Вошли. Было тут просто, на столе самовар стоял, а за столом уже сидел какой-то человек, похожий на Максима Горького, но не он. Пахота обратился к нему: – Вот а вы говорили. А я только что наркоманку с крыльца нагнал! Ходят, ширяются тут... А если дети? – Сколько наркоманке было лет? – А ххы ее знает, может и все пятнадцать. – Так она не относится к детям, по-вашему? – Нормальные дети должны в школе учиться и на дискотеках танцевать, я так понимаю. – А что, по-вашему, делать с теми, кто так не ведет такой образ жизни? – В колонию! Человек за столом встал и представился нам: – Чайкин! Мы по очереди пожали его протянутую руку, я и Жуков. Жуков при этом как-то хитро прищурился. Я тоже решил быть настороже. Поскольку мы тоже назвали свои имена, Чайкин узнал нас: – А, вот и отлично, что пресса здесь. Я пришел к Михаилу Яковлевичу с петицией от общественности. Вот, почти две тысячи подписей, лично собирал. – А в чем, собственно, дело? – холодно спросил я, предчувствуя, что Чайкин замышляет недоброе дело против нашего гостеприимного хозяина. – А вот в чем. Уважаемым Михаилом Яковлевичем давно согласие на проект постройки посольства далекого государства Бромбикстура. – Кажется, это в Антарктиде? – спросил Жуков. Он со школьных лет было докой в географии. – На карте мира нет такой страны, как Бромбикстур. – Еще не успели внести, – пояснил Пахота. – Слышите, еще не успели внести, – повторил я Чайкину, чтобы он лучше понял. Чайкин поднял перед собой бумаги с подписями и раздраженно сказал: – Проект предусматривает выделение под посольство территории, которую ныне занимает Вечернее кладбище. – У меня в центре города кладбищ не будет! – ударил кулаком в свою ладонь Пахота и до того сжал челюсти вместе, что они громко скрипнули. – Как вы знаете, – продолжал Чайкин, – кладбище это очень древнее, еще с княжеских времен. Там есть склепы, статуи, которые просто невозможно перенести в другое место. – Перенесем, куда нужно! – опять ударил кулаком в ладонь Пахота, – И вас не спросим! – Позвольте. Вы, кажется, избраны жителями этого города. – Да, ну и что? – Они доверили вам представлять их интересы, управляя Столоградом? – Верно говорите! – Я принес вам подписи – это глас народа. Народ не хочет, чтобы кладбище сносили. – Это только незначительная часть народа, большинство же, я уверен, поддержат меня и будут рады видеть, как в центре воздвигается такое красивое и современное здание посольства новой страны, вместо этого уродливого кладбища. – На кладбище есть два трехсотлетних дуба. – Их мы тоже перенесем куда надо, хоть на главном бульваре высадим, будем поливать и приживутся. – Какой вы, однако, ретроград, – сказал я Чайкину. Он печально на меня посмотрел: – Насколько я знаю, вы из другого города? – Да, я жил раньше в Клюеве. – Вам нравится Клюев? – В определенной степени, так, как может нравиться Родина. – Хорошо, как вы отнеслись бы к переносу могил ваших предков на другое кладбище? – А что могилы? В самом деле, кладбищу в центре не место. Вы понимаете, сейчас всё делается аккуратненько – надо перенести – осторожно изымем, погрузим, и на новое место доставим. – Вот что, Чайкин, – сказал Пахота, – Вы мне эти подписи свои дайте сюда, я их посмотрю и решу, как быть. – Вот вам подписи, вот и еще вот. – Чайкин передал градоначальнику бумаги и, надо сказать, взглянул на Пахоту с воодушевлением, даже лицом подобрел и несильно улыбнулся. – Я пойду, – сказал Чайкин, одел шляпу: – Желаю приятного, – обратился он ко мне. – Желаю приятного, – Жукову. – Вы уж рассмотрите, очень вас прошу, – Пахоте. – Поставил на свой личный контроль. Чайкин спиной отступил к двери и вышел. Пахота повернулся к нам: – Интеллигенция... Вот этим, – он показал нам бумаги, смяв их в руках, – Я себе жопу подотру. – Гласом народа! – Жуков рассмеялся, и мне тоже стало смешно. Наступила самая настоящая потеха. И я, и Жуков, и Пахота толкали друг друга пальцами и хохотали. Веселый, простой человек этот Пахота! Потом он усадил нас за стол, появилась Афродита Яковлевна с самоваром, увенчанным кирзовым сапогом, а Пахота лично достал из большого рундука в углу коробку медовых пряников. Мы стали чаек попивать и мирно вести беседу. – Вот недаром говорят, – сказал Жуков, – Что с годами супружеской жизни обе половинки становятся друг на друга похожи. Афродита Яковлевна и Михаил Яковлевич переглянулись и рассмеялись. Я пригляделся к ним – точно, очень даже похожи. Вот ведь, житейская мудрость как верно подметила! – Вы прянички, прянички ешьте, – радушно предлагала жена градоначальника, – И не смотрите, что у меня пальцы черные – это от семашек. Семашки они только такой цвет и дают, если из подсолнуха. А что из тыквы те я не продаю. Неурожай. – Зато будем с огурцами! – сказал я, подняв вверх палец. Однако, Пахота, приобретший за пятнадцать минут трапезы красноватый цвет лица, почему-то сказал злобно: – Как скажу, так и будет. Поперед меня не говори. И никто не говори. Поперед меня. – Он не хотел ничего сказать поперед вас, Юрий Михайлович, – сказал Жуков. – Какой я тебе Юрий Михайлович? Михаилом меня зовут. Наколов на вилку пряник, он демонстративно ткнул себя в глаз: – Видишь? Ничего не делается! Почему? – Предусмотрительность? – предположил я. – Она. Опа! – он снова ткнул. И громко заржал: – Гэ-гэ-гэ-гэ! – Ко всему страховка нужна, – Пахота вдруг стал серьезным, – Вот, думаешь, почему я Чайкина с миром отпустил? Он пойдет и будет ИХ успокаивать, он, мой неприятель. Сам будет ИХ успокаивать, говорить ИМ, что дайте срок, и Пахота разберется. И вот пока он будет их успокаааивать, я продам не только кладбище, я весь город продам, и на всех положу, а вы мне пятки будете лизать, если я скажу! – Можно и полизать, если с пользой, – отозвался Жуков. – Да-да, – подхватил я. Надо подхватывать – потом больше перепадет. Пахота вёл речь дальше: – Вы подумайте хорошенько. Я смотрю на них как на врагов. Только они не знают это. И полководец у них кто? Чайкин! Он собирает на войну со мной не винтовки-пистолеты, а какие-то загогулины на бумаге! Ну не дурак ли? – Дурак! – согласился Жуков. – Вы ешьте прянички, ешьте! – Афродита Яковлевна улыбнулась и сделала широкий жест. ...Одним словом, понравилось мне у градоначальника. Такие приятные люди, эти Пахоты. А когда Жуков меня забрасывал на машине домой, то сказал: – Знаешь, кем Афродита в молодости работала? – Кем? – В бригаде электриков особого назначения. – Это как? – Когда надо кого за неуплату отключить, посылают эту бригаду. Так вот другие ее члены разными инструментами пользовались, а Афродита кабель зубами похлеще любых клещей перекусывала. Письмо восьмое, Марфушка здравствуй и благоденствуй! Нет, я прервал прошлое свое письмо не просто так, а по уважительной причине. Я тебе сейчас расскажу, что это за уважительная причина, и ты сразу зауважаешь меня еще больше! Дело в том, что я раскрыл опасную секту. Тоталитарную. Где? Да в собственной квартире! Именно теперь уже в собственной, ибо за то, что я разоблачил старуху Туродовну и ее сообщников, мне подарили это самое жилище, поскольку родственников у Туродовны не было, а Пахота (вот уж редкой души человек) узнал, что я нуждаюсь в постоянном жилье. Вот как всё это было. Я писал тебе письмо, и вдруг услышал подозрительный шум за дверью. Я подошел и осторожно отворил ее немножко, и посмотрел в щелочку. В комнату к старухе вошел, приветственно кивнув ей (она стояла на пороге), подозрительного вида человек – нигилист! в синих очках, с длинными волосами, и держащий в руках сложенный большой зонт – при том, что на улице не было дождя! Я стал дожидаться дальнейших событий, и они не замедлили воспоследовать. К полуночи к старухе пришли другие гости – коротко стриженые женщины без следов косметики на лице, опять же нигилисты, и даже одетый в красные шелковые трусы медведь вызывающей наружности. Он принес старухе деревянный бочонок мёду. Когда дверь за последним гостем затворилась, я вышел в коридор, на цыпочках подошел ко входу в комнату Туродовны и начал подглядывать в замочную скважину – похоже, никто внутри не побеспокоился, чтобы запереться на ключ! Сначала они выключили свет. Я думал, что пришло время разврата. Но они стали смотреть диафильмы, натянув на стену простынь. Туродовна крутила слайды и художественно читала вслух субтитры. Были просмотрены: "Заюшкина избушка", "Знакомство с грязнулями", и "Три веселых кляксы". Я понял, что это самый настоящий колдовской ритуал. Меня осенила эта мысль, когда старуха, показывая "Заюшкину избушку", читала реплику лисы, которая захватила дом зайца и никого туда не пускала. Старуха четко и зловеще произнесла: – Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкамммм! Меня проняла нервная дрожь, а пульс застучал в ушах. Потом они включили свет и достали несколько книжек. Это были ужасные, богомерзкие книжки, толстые и в обложках без радостных ярких картинок. Напротив, все тома выглядели, будто их сняли с книжных полок кладбищенского склепа. Имена их авторов также ничего не сказали мне. Наверное, это и были те самые запрещенные книги, призывающие к межнациональной розни и насилию. А какие еще могут быть, если таких нет ни в одном книжном магазине, куда я, чувствуя духовный голод, временами захожу. Значит, есть причины такие книжки не печатать и не продавать! Нигилисты, и коротко стриженые женщины принялись книжки свои обсуждать, пья при этом чай, данным им старухой Туродовной. На круглом столе, вокруг которого они собрались, стояло также блюдо с пряниками. Увидев его, я ощутил странное, можно сказать, дьявольское желание ворваться, схватить один пряник и впиться в него зубами. Я понял, что нужно действовать. И как действовать. Один телефонный звонок решил всё. – Хальоу? – Нигилисты. – Де? – Улица Замурзская, дом 11 Б, квартира 14. Целое кодло. – Есть ли среди них стриженые жонки? – Настораживающе много. – Кто у них главный? – Старуха! – Уже едем! Когда их увезли, я не удержался. Я бросился в комнату Туродовны и начал кусать все подряд пряники, пока не утолил желание и не наелся до отвалу. Хотел и тебе прислать несколько штук, но из опасения, что в пути они будут похищены, не сделал этого. Взамен прилагаю в конверте крошки. Их можно ссыпать на язык – попробуй, тебе понравится! Твой любящий муж Кузьма. Письмо девятое, Здравствуй, Марфушка! Ты пишешь, что носишь под сердцем нашего ребенка, я же с гордостью сообщаю, что ношу в себе иное дитя – план по благоустройству города, который мне поручил составить лично Михаил Яковлевич. Он меня призвал к себе и говорит: – Я вижу, ты малый расторопный, так придумай-ка мне план. А я ему: – Михаил Яковлевич, но ведь у вас наверное и консультанты разные есть, и архитекторы. Почему я? Пахота ласково так улыбнулся и ответил: – Я им всем сюрприз хочу сделать. Что же, делать нечего – взялся. Пошел к канцтовары, купил циркуль, ватман, карандаши и ластик, за всё это заплатил вот столько – чек прилагаю. Это чтобы вы там в Клюеве не думали, что я напрасно трачу деньги (в последнем твоем письме я усмотрел на это намек). И принялся за работу. Представляешь, Марфушка, какой это непосильный труд – так город благоустроить, чтобы все довольны были. Ведь на всех не угодишь! Всегда найдутся недовольные, особенно нигилисты. Синие очки наденут – немудрено, что им всё в другом свете представляется. Я решил писать план просто, без оковырок. Может быть, за простоту он придется, можно сказать, ко двору, а потом мне доверят всю страну благоустраивать. И не побоюсь! Прилагаю тебе свой план в черновом варианте, потому что беловой еще не готов. Только смотри, никому его не показывай, и эту часть письма вслух родителям не читай, а то разнесется весть по всем городам и весям, и не будет сюрприза. Довожу также до твоего сведения, что в настоящий момент я кушаю конфету "Белочка", купленную в гастрономе, расположенном на первом этаже дома, в котором я живу. "Белочка" вкусна и сладка! А вот план: ПЛАН ПО БЛАГОУСТРОЙСТВУ ГОРОДА СТОЛОВСКА Раздел 1, о благоустройстве улиц Параграф 1, геометрическая форма Жители нашего города – не Колумбы, и вполне могут в улицах запутаться. Поэтому всем улицам надлежит придать вид по возможности прямолинейный. Это значит, что кривые улочки надо выпрямить, а в случае невозможности этого – снести на такой улице все здания и построить новые, по прямым линиям, проведенным мелом на асфальте. Опыт М. Я. Пахоты подтверждает эффективность такого метода. Параграф 2, цветы и клумбы и решение мусорной проблемы На каждой улице поставить несколько штук клумб, чтобы цвели и радовали глаз, а также привлекали пчел. В начале улицы должно поставить водную колонку – вода всегда нужна, однако предусмотрев монетоприёмное устройство, чтобы колонки сами себя окупали. С проблемой мусора я предлагаю бороться так – вместо урн ставить большие контейнеры из несгораемой стали, и в небольшом ящике рядом помещать канистру керосина и спички. Каждый прохожий, бросая свой мусор в контейнер, должен плеснуть туда керосину и бросить горящую спичку. Таким образом получается немалая экономия средств, ведь стоимость бензина, потребляемого мусорными машинами, которые объезжают урны [этот параграф надо доработать, потому что я лишь предполагаю, что машины объезжают урны с целью сбора мусора – на самом деле я никогда не видел, как они это делают и делают ли вообще]. Параграф 3, забота об одежде граждан Предлагаю ввести наряду с химчистками пункты проката верхней и нижней одежды. Любой горожанин, проснувшись, может позвонить по телефону и на день заказать себе нужный костюм, обувь и даже куртку самого модного фасона. Таким образом наряды граждан можно будет контролировать, исподволь придавая нарядам нарядный вид, регулируя ассортимент. Хочешь рубашку? Изволь носить голубую! А как нарядны ряды граждан, одетых в голубые рубахи, заправленные в отутюженные брюки! На этом параграфе я настаиваю обязательно! Параграф 4, о парках и зеленых насаждениях Насаждения надо насаждать, в этом нет сомнения. Однако насаждать их нужно в строго установленных местах, а именно парках, чтобы насаждения не мешали гражданам парковать их машины [и разворачиваться – вариант: или разворачиваться]. Как и улицы, дорожки в парке должны быть прямолинейными, чтобы гуляющие не могли заблудиться. В центре каждого парка надо поставить фонтан с табличкой "Из фонтана не пить!", и нарисовать на последнем злого микроба. Злой микроб предназначен наглядно показывать горожанину, что незримый враг не дремлет, и нельзя не только пить из фонтана, но и нужно, например, мыть руки перед едой. Если в фонтане будет плавать рыба, следует предусмотреть плакат, что в этом месте рыбная ловля запрещена. У входа в парка подвесить маслёнку. Матери своих детей в колясках будут смазывать ею колеса колясок, чтобы те не скрипели не будили малышей. Для увеселения граждан переоборудовать парковые туалеты в комнаты страха (некоторые даже не придется переоборудовать). Беременных женщин туда не допускать ни под каким предлогом! Забава должна быть бесплатна... В каждом парке должна быть своя карусель, а лучше две – вторая запасная, бездействует, когда первая, основная, вращается в увеселительных целях. В случае обрыва цепи предусмотреть, чтобы гражданин падал на мягкое! Параграф 5, передвижные рентген-лаборатории Что может быть удивительнее, чем посмотреть на свой скелет! Я и лучшие врачи считают, чем чаще делаешь рентген – тем здоровее! Болезнь лучше предупредить, чем лечить! В часы пик, на улицы следует выпускать передвижные рентген-лаборатории в количестве достаточном, чтобы удовлетворить потребность в флюорографировании [уточнить, как пишется это слово] каждого гражданина. После каждой процедуры оператор должен улыбнуться просвеченному и сказать: "Будьте здоровы!". Необходимо помнить, что вовремя сказанное ободряющее слово способно исцелять... Параграф 6, зебры и светофоры Светофоры всё время ломаются и вводят в заблуждение как водителей, так и пешеходов. Поэтому светофоры предлагаю упразднить, заменив плакатами, взывающими к сознательности водителей. Став сознательными, те будут сами, организованно останавливаться в местах начертания зебр, и пропускать пешеходов, а затем продолжать дорожное движение. Цвет зебр Письмо десятое, Марфинька, наконец прерываю своё вынужденное молчание! Прошлое моё письмо, полное таких радужных надежд на великие свершения, я даже не успел дописать... Ко мне позвонили. Меня забрали. Пишу тебе из тюрьмы, откуда в скором времени отправлюсь на, не побоюсь этого слова, эшафот! Как? – спросишь ты. Почему? – спросишь ты. Рассеянность моя всему виной! Хотя они-то уж постарались, чтобы всё выглядело так, будто я живьем закопал того проклятого йога! Понимаешь, его начали искать. Его родственники. Начали искать, через полицию. А те нашли какого-то свидетеля, который видел, что я закапывал йога. того свидетеля тоже, кстати, посадили за то, что он вовремя не сообщил. Кстати, было очень интересно присутствовать на следственном эксперименте. Представляешь, я забыл, где закопал йога! Пристав – веселый малый, всё время поглаживал свои усы и смеялся. Я, говорит, давно такой потехи не видел. Потом мы весь пустырь перерыли (солдатики из части помогли), наконец нашли – натурально, мертвого. Ну а меня никто и слушать не захотел, что он сам хотел быть закопанным. Вменили мне еще, что я вовремя его не отрыл. Каюсь – за делами государственной важности забыл совсем. Вот это меня и погубило. Не то оказало на присяжных эффект, что я закопал, а то, что выкопать забыл. Одна из присяжных, учительница, даже назвала меня "крайне необязательным молодым человеком". На этом заканчиваю – надо идти строиться! Пиши мне на адрес, указанный на конверте. Твой Кузька. Киев, 22.08.2004-07.09.2004