Петр 'Roxton' Семилетов
   23 октября 2000

            Я ИДУ ПО СОЛНЕЧНОЙ СТОРОНЕ

   Каждый день я иду по улице, только по одной лишь ее,  солнечной стороне, подальше от серой тени. Я иду по солнечной стороне, потому, что под тенью передвигаются зомби. Так уж повелось – негласный закон, правило, поддерживаемое вот уже шестьдесят лет – после того, как над японским городом Хиросимой вырос мощный атомный гриб.
   С самого раннего детства нас учат, что стоит лишь ступить на Теневую Сторону, как любой мертвый пешеход, спешащий куда-то по своему неотложному делу, схватит вас за руку, и утащит прочь, в иную жизнь. Ученые изучали этот феномен, но так и не нашли ответ на вопрос – почему мертвые живут? Соблюдается некий извращенный баланс – если человек умирает, он продолжает жить, передвигаться, процессы разложения замедляются так, что разрушение мышечных тканей происходит лишь через десять, а то и двадцать лет после смерти. Но это еще не все – мертвые разговаривают на своем, особом языке, который до сих пор никто не расшифровал. Призвать к ответу самих зомби не представляется возможным – даже если применить силу и захватить одного из них, не существует методов, чтобы развязать им язык. Зомби не боятся боли, на них не действуют химические препараты. В семидесятые хотели начать практику безотлагательного расчленения и кремации только что умершего человека. Однако, по этическим соображениям этот метод не нашел применения, так как мгновенно, после физической своей смерти, человек начинал жить новой жизнью – жизнью живого мертвеца. Он вставал со смертного одра и уходил. На теневую сторону.
   Поскольку процессы разложения у зомби замедлены, воздух на городских улицах свеж – хотя рядом с живыми всегда идут трупы. Все уже привыкли к такому сосуществованию, и это не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Я могу представить себе изумление человека из прошлого, скажем, века из девятнадцатого... Держу пари, что гость из прошлого был бы несказанно удивлен и испуган.
   Я иду по солнечной стороне, и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на зелень тополиной листвы. Навстречу мне идет пожилой мертвец, опираясь на крепкую изящную трость. Из-под его гнилых губ виднеются зубы – все еще белые, а глаза его скрыты под темными очками. Мертвец салютует мне, поднеся пергаментную руку к виску, широким жестом. Ужасно улыбается. 
   Я знаю, что если я ступлю на тот участок асфальта, где кроны тополей бросают свою тень, этот пожилой труп схватит меня за руку. И поэтому я шагаю по солнечной стороне.