Петр Семилетов ТАПКИ (написано для конкурса) В самый лютый мороз, когда люди ходили по улицам как моржи, с торчащими из носов сосульками, Жека надумал устроить квартирник. Чтобы поразить свою девушку. Поразить надо было так, в самое сердце. Квартирник – это когда в обычную жилую квартиру приходит толпа полузнакомых людей, тапочек не одевают, да им и не предлагают, и всё крутится вокруг центра, звезды, обычно барда либо нескольких музыкантов с акустическими гитарами. Особую сложность представляет размещение гостей на кухне в перерыве, потому что каждый бард любит петь долго, программа у него длинная, и действо делится на три части – зрелище, потом хлеб, потом снова зрелище. Но кухня – помещение небольшое, оно не вмещает, а вмещать приходится, и вот там толкутся, пьют чай с особым печеньем, какое по твердости больше нигде в городе не сыщешь, и рассматривают луковицы в банках, на подоконниках. А за окном воет вьюга. Она лезет тысячью мягких рук во все щели и если схватит тебя, то убаюкает и умертвит. Вид сугроба всегда вызывает желание лечь туда, на снежную перину и уснуть. Мне в школе училка рассказывала – два мальчика решили проверить, можно ли дышать под снегом. Закопались, заболели и потом один умер от воспаления легких. Так что опасно это, спать в снегу. Вы не пробуйте! Так вот о Жеке. Жека договорился со знакомыми, у них была пустая квартира в районе цирка, не именно там, а у черта на куличках, повыше и в глубине, не важно. Надо было всех гостей собрать у цирка и вести пешком. Уже смеркалось. Пока ждали опаздывающих, промерзли. Чем больше на такой погоде опаздываешь, тем больше тебя ненавидят и проклинают так, что будущие дети получатся мутантами. Конечно, пришла и Лена – та самая девушка Жеки, которую он в дневнике именовал не иначе как с большой буквы – Она. Она тоже стояла, переминалась с ноги на ногу, улыбалась Жеке, мимо проезжали заиндевевшие троллейбусы. Собравшиеся на квартирник сбились в кучи, как собаки на люках теплоцентрали, и негромко, сцепив зубы – чтобы не нахвататься мороза, беседовали. Всего человек двадцать или больше. Каждого описывать, это лишняя трата букв. Выделялась там какая-то анархистка, пожилая уже, с лицом в пирсинге, и сутулый, невысокий чувак в дурацкой шапке. Он прислушивался к другим, чтобы встрять: – Ставь себе Линукс! Был еще такой припанкованный Пашка, обутый в кеды, с сумкой через плечо. Он явно бодрился. Жеке было неловко, что еще двое опаздывают, он поминутно им звонил и получал ответы, что уже приближаются. Сам шальной кометой блуждал между будущих слушателей и успокаивал – скоро! По девятому кругу подошел к Лене, поглядел на ее красные нос и щеки, да сказал заботливо: – Ах черт, боюсь, гитара замерзнет! Хоть и в чехле, а всё-таки... Надо будет отогревать еще, немного подождать перед концертом. Лена мелко затрясла головой и еще больше натянула капюшон. – Может всё-таки пойдем, а остальные пусть догоняют? – предложил Яков. У него было такое имя теперь редкое – Яков. Все нынче Никиты да Кириллы, а он Яков. И все так его сурово и называли, без уменьшения. Даже в школе, не Яша, а Яков, а то еще Васильевич. Надменный человек, еще со старших классов показывал, какой умный, расхаживая под мышкой с толстой книжкой. Всюду с собой носил. В метро сядет, раскроет и погружается. Философия разная, смежные науки. Решили идти. Насилу оторвали подошвы от льда и двинулись. По пути завязался яростный спор между этим самым Яковом и анархисткой. Он говорил, что Маркс убедительно доказал, а она говорила, что убедительно доказал не Маркс, а Прудон. Жека к ним примазался и решил блеснуть – причем, чтобы Лена слышала: – А почему вы не принимаете во внимание Кропоткина? – А что Кропоткин? – анархистка Саша это сказала так, будто на дуэль вызвала. – Да так, – Жека отстал. Долго ли, коротко, по скользким улицам сначала наверх, потом в сторону, где улица коромыслом перевернутым, добрались к одному из вросших в пригорок домов-сталинок, где потолки под три метра. Вот так дом спиной в холм вделан, на той стороне окон даже нет наверное. Дверь рыжая, пружинная, скрипучая. Лестница как в старых фильмах, так и ждешь, что сверху спустится кто-то с кефиром в авоське. Широкая лестница, добротная, можно пианино поперек нести. Это сейчас, в новых домах, лестниц вообще нет – одни перила. Лифт поломался – сел на перила, съехал – штаны будь здоров! Нужная дверь, черным дерматином обитая, была конечно под номером 13. Это вызывало среди гостей большой интерес и оживление. – Тринадцать! – воскликнул Паша. И все стали на разные лады повторять это число. В этом месте нашего повествования читатель, несомненно, задумается – а неспроста ли тринадцать? И не обитает ли в квартире черная кошка? Обитает и даже лижет себе лапы, ожидая, пока все войдут и оставят свои вещи в коридоре. Тогда кого-то да посетит удача, и после, в общественном транспорте, к счастливцу станут принюхиваться. Кошку звали Нюра. Хозяева квартиры, супруги Андрей и Нина, которые пришли вместе от цирка же, отперли дверь и впустили гостей. Только ноги вытирайте. Тапочек на всех не хватит, идите так. Сами же обулись. Стояла в нише полки еще пара тапочек, столь устрашающих, что нельзя на них глядеть было без душевного содрогания. Жаль человека, которому они предназначались, и оставалось гадать, с каких допотопных времен носятся. Кроме того, тапочки эти были громадными. Наверное, в таких можно ходить по снегу и не проваливаться. – Эти не одевайте! – предупредил Андрей. Жека наскоро помог Лене снять пальто и принялся расчехлять гитару. Выстроилась небольшая очередь в туалет. Квартира была старая, отовсюду нависали шкафы, а люстры светили не ближе, чем Луна за окном. Хозяева провели освободившихся от верхней одежды гостей в комнату, предназначенную для квартирника. Лена вытащила из рюкзака свечи и попросила у Нины блюдца, чтобы к ним свечи прилепить и зажечь. Для создания атмосферы. Пока Жека устраивался на продавленном стуле и перебирал свои бумаги с аккордами, начали рассаживаться на диванах вдоль стены, а кто на полу. Не оставили без внимания рояль. Обычно на рояле играет самый бездарный из гостей. А наиболее даровитый сидит грибом и ждет, чтобы потом, когда все эти облепившие инструмент мухи отлезут, и подойдет он, выпускник музыкальной школы, умеющий играть прямо с листа, а не собачий вальс в две руки. Лена и Нина расставили блюдца со свечами, но не зажигали, пока в комнате горел свет. Всю стену напротив диванов занимали книжные полки. В углу была стремянка. Ну знать, читают не обезьяны. Книги были старыя, вперемежку – не корешками для красоты. Среди них стояли в рамках черно-белые фотографии. Жека не знал, родственники ли это друзей, или те снимают квартиру со всем скарбом. На одной фотографии был крупным планом седой мощный мужик, у него всё лицо заросло бородой, а волосы лезли на лоб, и среди цвета пепельного выделялись рачьи глаза, внимательные и наглые. Было так снято, под углом, что казалось – мужик на тебя неотрывно смотрит. Жека достал небольшую пластмассовую коробочку с дисплеем – электронный тюнер, и настроил по нему гитару. Трогает струну – ему тюнер показывает, какая нота и в какую сторону надо колок подкрутить. Негромко сказал Лене: – Уже готов. Она зажгла свечи, а Нина в это время потушила свет. И стало в комнате торжественно и красиво. Кто-то поднял перед собой мобилку, начал снимать. Жека пока сидел спокойно, с гитарой наперевес, в левой руке держал медиатор. Сказал: – Этот концерт посвящаю Лене. Только собрался играть, как в коридоре страшно долбануло, дверью или еще чем. Оттуда крик: – Кто тронул мои тапки? – Мы же просили! – Нина чуть не в плач. Ей весело ответил Пашка: – А что, у меня ноги замерзли! Я одел, могу отдать! – это он крикнул уже тому, в коридоре. – Жизнь отдашь! В полумрак ворвалось огромное. Те, кто на полу сидел, вскочили, а диванные – поджали ноги, как от страха, что их укусят или достанут мокрой шваброй. Жека упал со стулом вместе, гитару не выпустил и так лежал с нею на груди. Часть свечей колыхнулась и погасла. Лохматый мужик ростом под самый потолок, в белой рубахе до пят, выпучил рачьи свои глаза, резко рукой Пашу за ногу схватил и к себе дёрнул. Хрустнуло! Как истошно Пашка закричал! Мужик его сгрёб, пригнулся, вгрызся прямо в лицо, через вой, через ноющий стон. Медленно. Для Жеки медленно. Секунда за год. Лежать и думать обстоятельно. Жалко, что у него не гитара "Урал". "Урал" – это страшное оружие, им можно сокрушать ребра и черепа. Приезжали зарубежные панки, закупали "Уралы", чтобы воевать с полицией. Истинная правда. Гитара у Жэки – мАстерская, вернее магазинная, но над нею мастер трудился, усовершенствовал, отчего, по словам оного мастера, гитара приобрела сердце и душу. Жэка еще любил говорить: – Вы помните, как она звучала до? А теперь послушайте. И брал бархатный аккорд. Все соглашались – да, да, вот так мастер, а дай-ка мне его телефончик. И даже те, кому медведь на ухо наступил, тоже млели. Страшный мужик бросил обезглавленного Пашу на пол. Столпотворение в комнате! Топот, падения и переворачивание мебели! Мужик повернулся, идет на Лену, в сторону окна. Деваться некуда. Только прыгать. Жека резво вскочил и шарахнул чудовище по башке гитарой – торцом, обечайкой. Ничего, выдержала. Голова, а не гитара. Та треснула, гриф переломился и тенькнули струны, в последний раз. Мужик остановился, замотал головой. Нина, ползавшая на карачках, подобрала сброшенные с Паши тапки и двинула их перед гигантом. – Вот, одевай, вот! Перестал трясти патлами, вниз уставился: – Не симметрично! Свалился вперед. В коридоре происходила возня. Андрей у двери никого не выпускал – его прижали, требовали ключ, Андрей цинично смеялся. Лампочка там страшно, неровно мигала. Желтый, желтый, темный, пауза, темный, три раза желтый, пауза, дважды желтый, пауза, темный, пауза, темный, желтый, желтый, темный. Улови закономерность. Лена распахнула окно. Пахнуло холодом. Третий этаж, сугробы внизу, палисадник. В коридоре опускался потолок, кроша мебель. – В окно! Ребята, в окно! Кто успел – на четвереньках, из коридора. – Не симметрично! Молча потянул за собой Лену Жека, туда, где пусто, осталось только представить, что снег – это перина или мягкий зефир. Летели вниз головой. 10 февраля 2012